Анжелика. Победа [= Триумф Анжелики ] - Анн Голон

— Король таким образом не может незамедлительно осуществлять свои намерения в колониях.

— Значит, его нужно предупредить… И вот почему я еду во Францию. Но речь идет только о визите к королю.

Он озабоченно вздохнул…

— Еще один удар иезуитов, — проворчал он. — Призыв отца де Мобег, который славится своей медлительностью, и поддерживает своих грабителей с Великих Озер, придав им облик церковников, положил конец умеренности.

Чтобы наиболее конфиденциально беседовать, он приблизился к группе, образованной Жоффреем де Пейраком, Анжеликой и Виль д'Аврэ, которых окружали офицеры флота де Пейрака и которые заслуживали доверия, будучи с графом еще в салонах замка Сен-Луи: Барсемпюи, Юрвилль, Ле Куеннек и другие.

Предоставив экипажи Королевского флота, их юным лейтенантам и разодетым кадетам встряхивать платочками, чтобы заглушить запахи рассола, масла и тресковой печени, которые усиливались от жары, а бретонские рыбаки, которые солили рыбу, и никогда не видели такого блестящего общества, столпились вокруг в своих грязных робах, в кожаных передниках с рыбьей чешуей, он вполголоса продолжал:

— Вы представить себе не можете, что творится в Квебеке. Это напоминает события в тот год, когда случилось великое землетрясение, или перед вашим приездом, когда этот д'Оржеваль желал править всем и вся, и это ему удавалось, хотя он прикидывался тихим и уравновешенным. Никто не чувствовал себя хозяином ни на своей территории, ни в своей хижине, ни в своем дворце, это относится даже к губернатору. Я облегченно вздохнул, когда узнал о его конце, хоть его и объявили Святым мучеником. Лучшего исхода я и не представлял. Говорю вам честно.

Как бы то ни было, живой или мертвый, он всегда приносил мне хлопоты. О его словах помнят, и хотят весь мир увлечь на путь войны, чтобы отдать дань его памяти.

Когда я уезжал из Квебека, разнесся слух, что боевые лодки из галерной эскадры подошли к городу. Я сам их не видел, но вы знаете, что каждый раз при таких разговорах народ сильно возбуждается. В этом видят знак общественного бедствия или послания от тех, которые должны напомнить жителям об их высоком предназначении. И вот, на этот раз он своего добился, и он сам там был!

— Кто?

— Д'Оржеваль. Они его увидели и узнали, как меня уверяют. В компании первых святых, иезуитов и лесных бродяг. Сумасшедшие! Я хотел отправить конную стражу против банды обезумевших от ярости людей, которые собирались отправиться на Орлеанский остров, чтобы повесить Гильметту де Монтсарра-Беар, госпожу, которую обвинили в колдовстве.

Нужно, чтобы я объяснил королю суть конфликтов, с которыми я столкнулся на другом конце мира, и сказал о вреде, который иезуиты наносят интересам монархии в Новом Свете, играя с сознанием людей.

Жоффрей де Пейрак положил тяжелую руку на плечо своего друга-гасконца.

— Мой дорогой друг, вы проделали долгий путь в несколько дней. Солнце сейчас в зените. Если мы и дальше будем оставаться на этом берегу, то скоро растаем, как тресковая печень. Я советую вам пойти освежиться на борт корабля.

Сегодня вечером я приглашаю вас на ужин и мы сможем поговорить обо всем этом не в свое удовольствие и начать строить план действий.

Его голос и жесты, похоже, успокоили де Фронтенака. Он снова улыбался.

Граф де Пейрак подошел к господину де Ля Вандри и офицерам его штаба, и пригласил их выпить кофе в тени их скромного колониального жилища, сложенного из бревен, а фундамент был каменный для подвалов и склада пороха.

Эта светская любезность не помешает им принять позже Фронтенака. Выпив прекрасный напиток и прогулявшись с хозяином в атмосфере настоящего пекла, они возвратились на свои корабли, довольные, что смогут там подышать свежим морским воздухом, в то время как господин Тиссо, метрдотель, уже готовил большой зал форта для достойного приема губернатора Новой Франции.

Зять Николя Пари был человеком грубым и неразговорчивым, ему было около тридцати лет. Он родился в Сен-Пьер-дю-Ка-Бретон в те времена, когда там было около четырех домиков колонистов и часовня. Теперь все это исчезло. Теперь там заправляли люди ловкие и с коммерческой жилкой. Нашествие судов и матросов из Старого Света встряхнуло маленьких колонистов Академии, медлительных по натуре.

Но когда они сражались и имели возможность вставить свое слово, они защищались с яростным пылом.

Старик действительно подал прошение королю, но это было еще четыре года назад. Таким образом нельзя было обвинить составителя этих страниц, которые король, быть может, и не читал, в непредвиденных изменениях, которые господа из Парижа произвели в колониальной политике.

Кроме того, старик был женат. Кроме того он умер в отдаленной провинции, где он намеревался поселиться, чтобы наслаждаться жизнью с супругой, пользоваться состоянием — результатом продажи областей Акадии, и щедротами короля. Его вдова вторично вышла замуж за одного из высокопоставленных людей области, интенданта или кого-то с похожим родом занятий, так что было похоже, что она перестала интересоваться американским наследством.

Все это он узнал разом, как и дочь вышеуказанного Николя Пари, с первой же почтой, прибывшей весной, на одном из первых кораблей.

Он извлек из плюшевой сумки связку важных бумаг, которые стоили ему и его жене большим количеством часов и пота. Они расшифровывали, меняясь в лице и становясь время от времени «всех цветом радуги» по ходу чтения, потому что это были, заверенные нотариально, первые и единственные письма, которые они получили от старика после его отъезда. По поводу этих бумаг он и его жена издали вздох облегчения, потому что после беспорядочных описаний его представления ко двору, женитьба и (это, естественно, было написано не стариком) его смерти, следовали мысли, которые единственно могли их утешить — что эта дурочка-вдова — не станет вмешиваться в дела по наследству. Так или иначе, старик должен был что-то оставить. Быть может, «там», находясь при деньгах, вывезенных из Америки, он вспомнил о них; во всяком случае, нотариусы сообщали, что в Академии было чем поживиться.

— Здесь, мой дорогой друг, — вмешался Виль д'Аврэ, все ясно, здесь дорожка накатана. Не надейтесь затеивать бесконечный процесс, чтобы вернуть во владение территории, которые ваш тесть продал господину де Пейрак.

Я был свидетелем собрания, созванного в подобающей и достойной форме по поводу господина Карлона, интенданта Новой Франции. Он оставил вам Кансо, «пески», чтобы сдавать их рыбакам и небольшие угольные копи. Что касается понятия «там», то ничто не мешает вам отправиться туда и посмотреть, как обстоят дела.

Зять Николя Пари отправился вместе с женой, не сопротивляясь.

После долгих раздумий над бутылкой с джином, который поступал с Новой Земли, он сказал своей супруге, что это было делом времени и терпения. Нужно подождать. Нужно посмотреть откуда ветер дует.

Вот уже поползли слухи, что господин де Фронтенак впал в немилость, что его «отзывают». Интендант Карлон последует за ним?! Тогда в этом случае чего стоили права дворянина-искателя приключений без флага, веры, закона, так называемого графа де Пейрак, который получал доходы с налогов всех предприятий Восточного берега? Теперь возникал не один повод прогнать его, либо пользуясь законами наследования, либо обвинив его в том, что он пират или союзник англичан.